Книга о Марийском народе

Добро пожаловать

О книге:

В данной книге представлена история Марийского народа. Здесь рассмотрено происхождение, особенности языка, обычаи и нравы. Все факты подкреплены источниками и ссылками на них.

Приятного прочтения

МАРИЙСКИЙ КРАЙ ПОД ВЛАСТЬЮ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ И КАЗАНСКОГО ХАНСТВА

было обуслов­лено обязательной государственной службой сойюргало-носителя. Тем самым государь сохранял за собой в конечном счете верховную власть над землей и поддан­ными, удерживал вассалов у своего престола и оборо­нял их всей наличной силой государства от возмущения народных масс, а его вассалы получали возможность без особых осложнений выколачивать необходимые средства из податного населения.

Самые ранние после «Казанского взятия» русские писцовые книги Свияжского уезда 1565—1567 гг. и Ка­занского уезда 1603 г. показывают, что в этих наиболее важных приволжских районах Казанского ханства насе­ленные земли находились отчасти в непосредственном владении верховного правителя, членов его фамилии и многочисленной татарской аристократии, отчасти же «были изстари татарския и чувашския и мордовский», держатели которых — крестьяне находились на положе­нии плательщиков ясака. На Горной стороне частное землевладение татарских феодалов концентрировалось преимущественно в районе Свияги, т. е. в непосредствен­ной близости к Казани, где при случае легко было ук­рыться от стихийных крестьянских возмущений и воен­ной опасности со стороны Московской Руси. И, дейст­вительно, как только русское войско в 1551 г. подошло к Свияге, здешние «князи и мурзы» татарские оставили на произвол судьбы свои владения и засели «в Казани во осаждении».

Примечательно то обстоятельство, что к западу от Свияги, в чувашских и марийских районах Горной сто­роны татарские князья и мурзы в качестве землевла­дельцев в источниках как будто не упоминаются. Воз­можно, что здесь таких частных феодалов не было во­обще, и все податное население находилось в непосред­ственном ведении ханского фиска, т. е. платило «прямые Исаки». Вопрос о том, иод чьим надзором но уполно­мочию ханской администрации мог производиться здесь сбор ясака, давно поставлен в исторической литературе. Сошлемся хотя бы на следующее заключение Г. Пере-тятковича: «Казанская аристократия со своими побо­рами могла относиться не непосредственно к инородцам, а через посредство влиятельных среди них людей, через своего рода аристократию — десятных и сотных князей, которым в свою очередь могли быть предоставлены не­которые права и доходы среди подчиненных инородче­ских племен». Действительно, на Горной стороне кро­ме татарских князей и мурз видную роль играли «ста­рейшины и сотники горния черемисы», в другом доку­менте названные «сотными князьями и десятными»⁸⁶. То, что по своему происхождению они принадлежали к чувашской и марийской знати, хорошо видно, например, из уставной грамоты Ивана IV Казанской земле 1574 г.: «А которые сотники и лутчие люди их волостей»; «А ко­торые горние и луговые люди сотники и лутчия лю­ди...».

Рассматривая эту категорию людей несомненно знат­ных, облеченных определенной властью над простыми «улусными (волостными)» людьми, важно установить, кем они были по своему статусу: выдвинутыми самим населением общественными предводителями (старейши­нами и военными вождями) или специально подобран­ными Казанью фискально-политическими агентами? В «Очерках истории Марийской АССР» они попросту названы «местными национальными феодалами» без какого бы то ни было обоснования таковой их социаль­ной сущности⁸⁸. Термин «сотный князь» не должен вво­дить в заблуждение, ибо русские документы XV— XVI вв. частенько награждали «княжеским» титулом родо-племенных предводителей коренных народов Севе­ра и Сибири. В условиях Поволжья в период казанского правления феодалами можно считать лишь определен­ное привилегированное сословие, давно порвавшее с на-родоправием (общинным советом) и возвысившееся над «чернью» настолько, что окончательно закрепило состоя­ние личной зависимости крестьян и сосредоточило в сво­их руках особую принудительную власть по взиманию в свою пользу феодальной ренты, в какой бы форме последняя ни выражалась. Все иные виды социального возвышения над массой рядовых общинников—знат­ность, богатство, общественное и военное предводитель­ство — сами по себе не являются признаками феодаль­ного характера.

Все то, что ранние русские источники сообщают о «князьях» и сотниках горной и луговой черемисы, как раз не позволяет назвать их «национальными феодала­ми».